Глава института Наталья Акентьева – о кризисе, решении прийти в сложный банк и готовности к AQR.
Bank RBK – институт, запомнившийся многим как банк с качественным сервисом, роскошными офисами, шампанским для клиентов, а затем тотальным спасением и уголовными делами. Осенью 2017 года банк получил рекордную сумму господдержки по сравнению с остальными четырьмя игроками. Сегодня, уверяют банкиры, финансовый институт вышел из кризиса. Пошли ли госденьги на пользу, когда банк их вернет государству и что сейчас происходит в финансовом институте, нам рассказала глава банка Наталья Акентьева.
– Наталья Евгеньевна, расскажите, пожалуйста, про программу оздоровления и ее результатах для вашего банка…
– Программа поддержки Bank RBK была, наверное, особенная, поскольку она проходила в несколько этапов. Первое – акционер докапитализировал банк «живыми» деньгами в размере 160 млрд тенге. Второе – финансовый институт привлек субординированный заем от Нацбанка в размере 243,7 млрд тенге. Третье, что мы сделали, – провели при поддержке Правительства очистку баланса от рискованных активов.
Итак, по порядку. Согласно договоренности с регулятором, как только акционер докапитализирует банк, Нацбанк направляет средства. В 2017 году от Нацбанка поступил транш в размере 210 млрд тенге, в 2018 году – 33,7 млрд тенге. Но прежде акционер докапитализировал банк. Стоит понимать, что без денег от Нацбанка не было бы и денег от собственника, и тогда неизвестно, что было бы с банком. Всего на спасение института было направлено свыше 400 млрд тенге, из них 40% – деньги акционера, остальные – Нацбанка. Это уникальный кейс для рынка и по пропорции, и по сумме.
Следом в банке была проведена, пожалуй, первая за последние годы секьюритизация. Мы передали в ДСФК (специальная финансовая компания, созданная в соответствии с рамочным соглашением и на основании постановления Правительства, которой были переданы сомнительные активы АО Bank RBK. – Прим. авт.) активов на 603 млрд тенге с дисконтом. Под эту сумму ДСФК выпустил ценные бумаги, которые получили квазигосударственные компании, которые ранее держали в банке свои депозиты. Переговоры, как вы понимаете, были довольно непростые.
Благодаря этим мерам прошлой осенью мы выполнили все обязательства в рамках плана мероприятий, который согласовали с Нацбанком перед началом участия в программе. По сути, меньше чем за год мы достигли всех показателей, которые должны были исполнить в течение пяти лет. В итоге на сегодняшний день банк располагает одним из самых больших объемов свободной ликвидности в размере более 200 млрд тенге.
– Если банк выполнил все требования Нацбанка, почему не вышел из программы?
– По соглашению с Нацбанком эти деньги должны быть направлены в экономику страны. Что мы и делаем, и, думаю, достаточно успешно, ведь сейчас рост кредитования в нашем банке один из самых высоких на рынке.
– Как в настоящее время происходит возврат активов, которые были выведены прежним руководством или акционерами? Как в настоящее время банк участвует в деле против Жомарта Ертаева?
– ДСФК – отдельная компания, к которой мы не имеем отношения и связаны только через акционера. Именно она занимается возвратом средств.
– Вы озвучили довольно позитивные итоги программы. И все же хочется понять, куда банк стремится при новом акционере?
– Однозначно мы останемся универсальным банком. Сегодня в нашем портфеле корпоративный бизнес занимает 74%, МСБ – 10%, розница – 16%. Последнюю мы планируем наращивать до 20-25% к концу года. Но корпоративный бизнес и МСБ будут оставаться важными для нас, потому что для обслуживания этих сегментов у нас есть и опыт, и качественный сервис, и понимание каждой отрасли. Это то, что, как правило, требуют к себе клиенты этих сегментов.
Параллельно мы активно развиваем розницу, которая выросла на 83% с мая прошлого года по май этого года. В банке традиционно не было высокой доли розницы при прежнем руководстве. Чтобы показать наглядно: если раньше 10 филиалов выдавали 1,5 млрд тенге в месяц, только в мае этого года мы выдали более 7 млрд тенге. Мы однозначно будем развиваться в этом направлении, и для этого есть большой потенциал. Могу сказать, что банк полностью вернулся в рынок, и мы готовы конкурировать.
Мы будем поддерживать филиальную сеть. Хотя я не фанат большой сети, поскольку считаю, что будущее за «цифрой» и рано или поздно ее доля будет расти. Но пока специфика регионов такова, что клиенты все еще хотят приходить в отделения и вживую общаться с менеджерами.
– Вы начали рассказывать о некоторых направлениях своей деятельности. Какие сегодня тренды влияют на ваш банк и банковский сектор в целом?
– Если говорить о кредитном рынке, тренды довольно стандартные. На рынке есть топ-лист корпоративных компаний, которых хотят заполучить все банки. Мы тоже работаем с ними. Малый и средний бизнес в основном финансируется за счет госпрограмм от фонда «Даму».
Если говорить о розничном кредитовании, как видите, многие банки пошли в этот сегмент, потому что он выгодный. Мы беседовали с рейтинговыми агентствами, и они не считают, что страна достигла критического уровня закредитованности населения, поэтому потенциал развития розничного рынка еще есть. Но одновременно должна формироваться кредитная дисциплина у казахстанцев. Если взял кредит – должен вернуть. Это очевидно большое поле для деятельности всех сторон кредитного процесса.
– Одна из главных тем для банкиров сегодня – стресс-тестирование… Готов ли банковский сектор к AQR и ваш банк?
– AQR – нужное упражнение, для которого, пожалуй, никогда не будет подходящего времени. Принято решение провести его в этом году, поэтому банки уже начали готовиться к нему. Это масштабный процесс, который будет включать и оценку качества активов, бизнес-процессов и всех составляющих банка. Я тоже начала изучать документ, на основе которого проводилось стресс-тестирование европейских банков, и могу сказать, что анализ будет очень детальным и тщательным. Насколько я знаю, например, в других странах, где реализовывался подобный проект, была задействована команда из 900-1000 человек.
Готов ли банк? С точки зрения кредитного портфеля уровень NPL 90+ сопоставим с уровнем провизий, и уже пятый месяц идет обратный процесс – распровизование. В этом плане мы чувствуем себя уверено. Но AQR – это новый для всего рынка процесс, и все банкиры понимают его неизбежность и начинают готовиться к нему.
– А вы выступаете за публичность результатов стресс-тестирования?
– Это должен решать заказчик, то есть Нацбанк. Я – за стабильность в банковской системе. Вы видели, что в последние несколько лет рынок лихорадило и было много потрясений. Я бы хотела, чтобы в конечном итоге стресс-тестирование привело к повышению доверия к банковской системе.
– Вернемся к вашему банку. В момент покупки новым акционером банк стоил 0 тенге. Сколько стоит банк после программы оздоровления?
– Во-первых, банк сейчас показывает прибыль, которая по итогам прошлого года составила 12 млрд тенге против убытка в 172 млрд в 2017 году. Во-вторых, значительно оздоровился кредитный портфель банка с момента передачи плохих кредитов в ДСФК, а также внутри банка проделана колоссальная работа с проблемными кредитами.
Что касается нынешней стоимости банка, то мы не заказывали так называемый independent-отчет. Думаю, что отвлекать ресурсы для этого на сегодняшний день нецелесообразно. Сейчас перед нами стоят иные задачи: банк должен быть прибыльным, прозрачным, понятным.
– И все же в прошлом году и в этом уровень NPL рос. На 1 мая доля плохих займов составила 17,87%. Не пошатнет ли банк такой уровень NPL?
– Однозначно не пошатнет. Сегодняшний уровень NPL – это наследие старого банка, и полагаю, что этот показатель по нашему банку будет волатильным еще год-полтора. Однако дальнейший рост кредитования и работа с плохими кредитами приведут уровень NPL к нормальному показателю.
– Не жалеет ли Владимир Ким, что купил Bank RBK в практически предбанкротном состоянии?
– Мы не обсуждали этот вопрос, но полагаю, что нет. Он держит руку на пульсе работы банка и с большим интересом следит за его деятельностью, но не вмешивается в нашу работу.
– Не обсуждался ли вопрос о том, чтобы продать банк? Подшаманили бы за год – и можно на продажу?
– Я бы гордилась собой, если бы за год мы навели порядок и уже могли бы продать банк. Но такой задачи сейчас нет.
– Сейчас мы наблюдаем консолидационные процессы в банковском секторе. Возможно, рассматриваете возможность купить еще один банк и укрупнить его?
– Вы не первая, кто задает нам этот вопрос. Это спрашивали у нас и рейтинговые агентства. Думаю, сейчас мы все же сфокусированы на внутреннем развитии, потому что еще предстоит много работы и потенциал органического роста еще есть. Хотя я считаю, если будут поступать выгодные и интересные предложения, почему бы и не рассмотреть, но это вопрос не сегодняшнего дня.
– Можно ли сказать, что банк сегодня вышел из кризиса?
– С точки зрения финансовых показателей и бизнес-процессов сложный период остался позади. Но работы предстоит еще много. Радует, что мы преодолели кризис доверия со стороны вкладчиков – физических лиц и корпоративных клиентов. При этом у нас абсолютно рыночная структура фондирования, хорошо диверсифицированный депозитный портфель, мы не зависим от вкладов квазигосударственных компаний. Вы также можете увидеть в данных Нацбанка, что у нас растут вклады населения, с прошлого года они увеличились на 30%.
– Вы хотите сказать, что, несмотря на кризис 2017 года, в ваш банк население снова поверило и несет вам свои деньги?
– Да, по крайней мере, мы видим такую тенденцию и не заманиваем клиентов высокими ставками. Думаю, в этом сыграли роль три фактора: приход нового акционера, который довольно известен, новая команда и сервис. Стоит признать, что исторически банк славился высоким уровнем обслуживания, и это ценят люди. Инвестиции в филиалы оправдались, они комфортные, красивые. Думаю, эта комбинация факторов позволила нам вернуть доверие и интерес со стороны вкладчиков – физических лиц, чья доля в нашем депозитном портфеле составляет 55,5%.
– И все же хотелось бы спросить, почему Вы согласились возглавить падающий банк?
– Кейс Altyn Bank, в котором я работала раньше, уже в какой-то степени был завершен. На тот момент CITIC приобретал 60%, а мои бизнес-задачи – наращивание кредитного портфеля, рост комиссионных доходов, развитие цифрового банка – были выполнены. Приглашение прийти в RBK было вызовом для меня, в моей профессиональной деятельности было много различных кейсов, но вызова поднимать банк – у меня не было, поэтому я согласилась на это предложение. Я считаю, что все кейсы поднимаемы при наличии двух условий: ликвидность и профессиональный подход, оба эти фактора у нас есть.
– Спасибо за интервью, Наталья Евгеньевна! Будем следить за дальнейшим развитием банка!
Ольга Фоминских, Inbusiness.kz