По мнению экономиста Citi по России и СНГ Екатериной Власовой, казахстанцам рано говорить о полноценном кризисе, потому что у правительства РК достаточно мощностей, чтобы в ближайшие годы вести экономику с ростом, сообщает Kursiv.kz. – Екатерина, начнем с недавнего понижения S&P суверенного кредитного рейтинга Казахстана. Насколько это рейтинговое действие было неожиданным? Как оно скажется на нашей стране, на стоимости фондирования для наших компаний на внешних рынках?
– С одной стороны, снижение рейтинга – это всегда неожиданное событие, поскольку если пойдет инсайд, то на этом могут сыграть, поэтому всегда такие действия держатся в большом секрете. Но если посмотреть на рейтинги нефтедобывающих стран на длинном горизонте, то можно увидеть, что цены на нефть и средний рейтинг сильно взаимосвязаны. Поэтому сейчас можно ждать, что пойдет волна снижения рейтингов стран-экспортеров. Вообще же мне кажется, что нет зависимости один к одному между рейтингом и стоимостью фондирования. Посмотрите на Россию. У нее до недавнего времени был инвестиционный рейтинг, а риск-премии больше 600 базисных пунктов. Этот уровень соответствует гораздо менее финансовоустойчивым странам. Поэтому тут много факторов может сыграть. Надо смотреть на настроения на рынке, насколько вообще инвесторы готовы будут вкладывать в развивающиеся страны, потому что сейчас из-за ужесточения политики ФРС, некоторого сжатия ликвидности на мировом рынке по сравнению с 2012 годом, например, все равно более осторожное отношение к развивающимся рынкам.
Пока рейтинг Казахстана остается инвестиционным.В рейтинге важно, каков он – инвестиционный или не инвестиционный. У инвестфондов есть конкретные требования по инвестированию только в компании с инвестиционным рейтингом. Это в первую очередь касается пенсионных фондов, которые представляют собой консервативных инвесторов. Поэтому когда понижается рейтинг, это может спровоцировать падение продаж инвесторами, которые придерживаются такой политики.
– Ожидают ли в Citi ухудшения ситуации настолько, что рейтинги Казахстана упадут до таких же неинвестиционных уровней?
– Понимаете, ситуация в России еще не настолько плоха. Решение было…
– Политически мотивированным?
– Политически мотивированным, но скорее политикой самого агентства. Это нельзя представлять так, что пришел какой-то политик и сказал понизить рейтинг РФ. Напомню, они (S&P. – «Kъ») в апреле прошлого года, когда начался конфликт с Украиной и возросли политические риски, резко и совершенно неожиданно для всех понизили России рейтинг до BBB-с негативным прогнозом. То есть они действовали на опережение. И тогда нефть была $100, конфликт в Украине был в другой стадии, не было санкций. То есть макроэкономический фон был гораздо лучше. Сейчас они встали перед выбором, что делать. И вынуждены были выбрать из двух зол меньшее, решили пересмотреть рейтинг. Но тот уровень, на котором рейтинг оказался, скажем так, не слишком обоснован. Страна, у которой резервы в $400 млрд, госдолг около 11% от ВВП, сбалансированный в общем-то бюджет, – это не junk.
– Получается, что рейтинговое агентство в данном случае перестраховалось?
– Да, оно в апреле прошлого года действовало на опережение, и это с ним сыграло злую шутку.
– Тут несколько интересный вопрос – какова доля влияния различных политических рисков на инвестиционные рейтинги тех или иных эмитентов? Насколько вообще риски изменения политического фона имеют существенное влияние на прогнозы аналитиков и инвесторов?
– Они учитываются, конечно. Это один из факторов, который принимается во внимание во время пересмотра рейтинга. Но, понимаете, его сложно измерить – этот политический риск. Поэтому все-таки основными принципами выступают какие-то макроэкономические стандартные компоненты, плюс какая-то доля политических рисков.
Вообще, сейчас довольно интересная ситуация наблюдается на финансовых рынках. Несмотря на то, что уровень политического риска в мире находится чуть ли не на максимальном значении за последние несколько десятилетий, причем не только в регионе Россия – Украина, но и в отношении ситуации вокруг Исламского государства и вообще каких-то локальных конфликтов по всему миру. Тем не менее финансовые рынки на это как будто закрыли глаза. Котировки, ценные бумаги, курсы фактически не реагируют на какие-то новости с политических фронтов. Рынки стали какие-то самодовольные, если можно так сказать, в отношении политического риска. Непонятно, насколько эта ситуация будет сохраняться. Может быть,произойдет что-то такое, что они наконец поймут, что политика – важный фактор, и начнут обращать на него больше внимания.
– Политический риск применительно к Казахстану является перманентно актуальным фактором. Если посмотреть на обоснования действий тех же рейтинговых агентств в отношении Казахстана, то одним их рисков обязательно указывают риск преемственности власти и ее передачи. В субботу было предложено провести досрочные выборы президента РК. Как эти события могут повлиять на инвестиционный фон вокруг Казахстана?
– Выборы– это всегда очень большое событие, на которое все пристально смотрят. Поэтому я думаю, что инвест компании, агентства будут внимательно следить за этим событием.
– Как Citi смотрит в настоящий момент на Казахстан? Какие риски, на которые надо обратить внимание, присутствуют? Прогнозирует ли Citi ухудшение ситуации в экономике в связи с тесной связью нашей страны с Россией?
– Наш текущий прогноз по росту ВВП на 2015 год в официальном отчете составлял 3%. Но сейчас, с учетом более существенного падения цен на нефть, чем мы предполагали раньше, мы его снизим где-то в диапазоне с 1 до 2%.Основных рисков для экономики Казахстана мы видим три.
Первое – это общее замедление развивающихся рынков, вызванное прежде всего падением темпов роста китайской экономики. Китай вышел на более умеренную траекторию экономического роста, и мы ожидаем, что он будет расти менее активно в будущем, порядка 7%, может, и ниже. Сейчас новая парадигма властей Китая в экономическом смысле ориентирована на качество роста, не на «количество».КНР нацелена на сбалансированный экономический рост без пузырей, каких-то дисбалансов, рисков для финансовой стабильности. Они хотят немного экономику остудить и сделать рост более здоровым. Это, в принципе, правильно. Тем не менее такая политика тянет вниз темпы роста экономик, связанных с Китаем, в том числе и Казахстана, у которого Китай является вторым крупнейшим партнером по товарообороту.
Второе – это конфликт между Россией и Украиной, который повлек за собой как общее увеличение неопределенности относительно региона СНГ, так и прямой эффект в виде замедления экономического роста в двух странах, являющихся крупными торговыми партнерами РК.
Третий риск, как мы считаем, самый важный – это падение цен на нефть. Это наиболее существенный риск.
Но даже с учетом всех этих условий перспективы Казахстана мы оцениваем более чем оптимистично. Если говорить о 2015 годе, то у правительства есть достаточно большой запас прочности для того, чтобы проводить контрциклическую политику. Это резервы Нацфонда и Центрального банка, сейчас это примерно 45% ВВП, что достаточно много по всем мировым меркам.
Также Казахстан в последние годы проводил достаточно консервативную бюджетную политику, поэтому цена, при которой балансируется бюджет, достаточно низкая по меркам стран-экспортеров – $60–65 за баррель нефти марки Brent. Если сравнить с Россией, там это где-то $100, во многих странах Персидского залива –$80–120. При цене на нефть в $54, которую мы в среднем прогнозируем на 2015 год, бюджет Казахстана пострадает не настолько сильно, это тоже дает возможности, может, где-то нарастить объем расходов. В общем, это правительство РК уже и делает. Были объявлены несколько программ, одна в прошлом году на триллион тенге ($5,5 млрд), половина на поддержку малых и средних предприятий, половина на решение проблем с неработающими кредитами. И в конце года еще одна программа – по три миллиарда долларов ежегодно в 2015–2017 годах на развитие инфраструктуры. В масштабах экономикиэто достаточно большие цифры. $3 млрд– это около 1,5% ВВП. А на 2015 год придется начало одной программы, конец другой, то естьв общей сложности где-то 3% ВВП. Я бы сказала, что многие страны в той же Европе могут только мечтать о поддержке экономики в таком масштабе. То есть у страны есть инструменты, чтобы противостоять рискам.
В более длительной перспективе мы ожидаем восстановления цен на нефть до уровня от $70 до $90 за баррель. Таков среднесрочный коридор на основе оценки полных издержек. Сейчас многие компании покрывают краткосрочные издержки, но вот долгосрочные издержки полного цикла, которые включают в себя, например, инфраструктуру трубопроводов, разведку, добычу и так далее, – они в минусе. И вот цены на нефть в диапазоне $50–60 недостаточны для того, чтобы достичь баланса между спросом и предложением на более длительных промежутках. Поэтому мы все-таки ожидаем некоторое повышение цен на нефть, которое поможет экономикам и Казахстана, и России.
– Когда, согласно вашим прогнозам, это восстановление начнется?
– Сейчас на рынке нефти наблюдается дисбаланс спроса и предложения, который вызван неконтролируемым ростом добычи производителями сланцевой нефти в США. Раньше, когда оказывался избыток предложения, роль регулятора брала на себя ОПЕК. Она оценивала избыток и настолько же сокращала добычу.Это делала либо Саудовская Аравия, либо присоединялись другие страны. Сейчас ОПЕК заняла принципиально другую позицию, так сказать, самоустранилась. С экономической точки зрения такая стратегия выглядит оправданно. Потому что если Саудовская Аравия сократит производство и цены вырастут, это заставит производителей в США еще больше нарастить добычу. На рынке опять может образоваться избыток, соответственно, ситуация снова вернется туда, где начиналась, и Саудовская Аравия от этого только потеряет. Вместо этого она решила бороться за долю рынка. И делегировала функцию по достижению баланса на рынке нефти сланцевым производителям. Это рынок молодой, бурно развивающийся, высококонкурентный, оттого процесс нахождения равновесия на нем – процесс тонкий и непредсказуемый. Цены влияют на решение производителя об инвестициях, падение инвестиций ведет к снижению добычи, это дальше транслируется в цены, но это гораздо более сложный механизм и фундаментально другой, чем то, что мы видели в случае с ОПЕК.
Наша команда аналитиков по сырьевым рынкам ожидает, что процесс нахождения равновесия на рынке займет некоторое время и может оказаться турбулентным. Цены на нефть могут временно провалиться к $30–40 за баррель. Тем не менее, поскольку я сказала, что текущий уровень недостаточен для обеспечения долгосрочного баланса между спросом и предложением, цены начнут восстанавливаться, как мы полагаем, во второй половине 2015 года. И к концу 2016 года рынок выйдет в равновесие в ценах на нефть где-то в $70, может, выше.
– Коль скоро речь пошла о нефти, то нельзя не упомянуть Кашаган, а именно постоянные сложности с началом добычи на месторождении. Согласно последнему заявлению Минэнерго, этот проект будет являться рентабельным при цене в $100 за баррель. Текущие цены куда ниже. Не опоздали ли мы с этим проектом? Как вы оцениваете перспективы этого проекта?
– Я бы сказала, что Кашаган – это тот кит, на котором покоятся среднесрочные перспективы экономики. Если удастся вывести Кашаган на полную мощность, Казахстан войдет в число крупнейших игроков на мировом рынке нефти. При этом Кашаган –это проект, который иногда называют ошибкой природы, гигантское месторождение, но с нечеловеческими условиями добычи. Из-за технической сложности он и откладывался. Последние официальные заявления говорят о том, что добыча начнется в 2016 году. Недавно вышел обзор Международного энергетического агентства, в котором говорилось, что начало добычи наступит все-таки в 2017 году.
Есть риск, что вопрос разработки второй фазы будет идти отдельно. Но в целомпока альтернативы нефти нет, что бы ни говорили о зеленой энергетике. Думаю, в этих условиях будут искать пути, чтобы Кашаган когда-нибудь заработал, искать технологии. С учетом масштаба месторождения и международного престижа – разрабатываться будет, вопрос только в сроках.
– У нас сейчас правительство активно готовится к кризису, ужимаются бюджетные расходы и так далее. Если же мы вспомним предыдущий кризис 2008–2009 годов, то он был ознаменован, в частности, серией дефолтов эмитентов по своим обязательствам, в том числе и перед иностранными инвесторами. Ожидается ли развитие подобной ситуации в этот кризис?
– Если посмотреть на системном уровне, сейчас долговая нагрузка Казахстана меньше, чем перед кризисом 2008–2009 годов. Внешний долг сейчас около 35% от ВВП, если исключить межфирменную задолженность, по которой дефолта точно не будет. Накануне предыдущего кризиса этот уровень превышал 60% от ВВП. Сейчас системные риски ниже. Но отдельные компании могут столкнуться с трудностями при погашении внешнего долга.
– Отдельные компании – это какие? Каких отраслей?
– Яне могу это прокомментировать, поскольку не занимаюсь анализом финансового состояния компаний, но и не могу точно сказать, что отдельных дефолтов не будет. Но если посмотреть на экономику в целом, во-первых, уровень долга не очень высокий, достаточно комфортен график погашения. И помимо этого у Нацбанка и у правительства есть существенные резервы. То есть если ситуация выйдет из-под контроля, то всегда может быть найден механизм, чтобы правительство помогло компаниям выплатить внешние долги.
– Нашей ахиллесовой пятой на протяжении нескольких лет является ситуация в банковском секторе, в частности это давление неработающих кредитов. В прошлом году Нацбанк анонсировал программу по снижению NPL в банковском секторе. В связи с кризисом, возможно ли изменение этих планов и вероятное невыполнение банками этих директив?
– Я бы пока не называла то, что сейчас происходит,кризисом. Правительство прогнозирует рост экономики в 1,5%– всем бы такой кризис, я вам скажу. В целом жея согласна, что год будет непростым для Казахстана и всего СНГ.
Цели по снижению NPL были заявлены очень амбициозные в этой концепции: 15% к концу 2014 года, 10% к концу 2015 года. Как видим, в 2014 году цели уже не выполнены, сейчас доля NPL где-то в районе 23%. Но тем не менее прогресс налицо. За год уровень снизился примерно на 8 процентных пунктов. Кроме того, что вся эта просрочка локализована в небольшом количестве банков. На 3 банка приходится больше 60% всей просрочки, на 5 банков – больше 80%. К слову, у Citi нет такой проблемы в Казахстане.
– Просто у Citi специфика бизнеса несколько другого рода.
– Да, у нас нет розничного бизнеса, но, кстати, основные проблемы с неработающими ссудами наблюдаются в корпоративном портфеле. То есть у населения доля гораздо ниже – порядка 15%, а у «корпоратов» –больше 30%.
Что тут можно еще добавить. Процесс идет. Хотя 10%– это очень амбициозная цифра,и непонятно, будет ли она достигнута к концу года. Тут, конечно, есть риски. Во-первых, это общее замедление экономики и снижение темпов роста кредитования, в этих условиях сложнее реструктурировать задолженность.Во-вторых,на кредитном рынке сейчас сильно возросли ставки. Это увеличивает нагрузку на компании. Но в целом направление задано, и думаю, что движение будет продолжаться в сторону уменьшения доли NPL.
– Еще одна проблема, как анонсировало наше правительство на днях, – проблема уровня долларизации в экономике. Нацбанк одной из своих задач поставил снижение уровня долларизации. Насколько актуальна эта задача в данный момент? Не занимается ли правительство лечением, скажем так, следствий, вместо того, чтобы сконцентрироваться на корневых проблемах? И, вообще, насколько осуществима такая программа в РК?
– Сейчас масштаб проблемы сильно возрос. Если посмотреть на динамику депозитов, то доля валютных депозитов перевалила за 50%. В таких масштабах – да, это уже проблема. То, что правительство решило заняться этой проблемой, – это правильно. Другое дело, что на таких коротких промежутках времени набор доступных мер достаточно ограничен. Принимаются краткосрочные меры административного характера, но достаточно мягкие. Увеличение страхового покрытия депозитов в тенге в два раза, работа с экспортерами, чтобы они, так скажем, более «ритмично» продавали валютную выручку.
В целом проблема долларизации решается либо жесткими мерами, закрытием внутреннего рынка, например, что для Казахстана совершенно не вариант, поскольку это очень открытая экономика. Либо длительным периодом стабильности, в течение которого население и компании переключаются добровольно и естественно на национальную валюту. Например, в России к 2007 году были полностью сняты ограничения на всякие валютные операции, движение капитала, несмотря на это доля вкладов, кредитов в долларах значительно упала, за счет как раз длительного периода стабильности. Это в долгосрочном плане наиболее осуществимый вариант. Правительство, похоже, это осознает.
– Одномоментной девальвации тенге в этом году не произошло, но глава Нацбанка РК Кайрат Келимбетов сообщил о возможной плавной девальвации при среднегодовой цене на нефть в $50. Только вот он не сказал, каким будет уровень этот плавного ослабления нацвалюты. Каковы прогнозы Citi на этот счет?
– Нам одномоментная девальвация в первом квартале всегда казалась менее очевидной, чем другим аналитикам. Конечно, с учетом снижения цен на нефть с одной стороны, сильной девальвации рубля– с другой, усилилось давление на внешнеторговую позицию Казахстана, платежный баланс, конкурентоспособность на мировом рынке. Естественно, встал вопрос о том, что надо скорректировать курс с учетом этих внешних условий. Другое дело, что имеется целый набор возможных вариантов. Если посмотреть с фундаментальной точки зрения, курс тенге сейчас не сильно переоценен относительно своего исторического среднего уровня. Да, относительно рубля он очень сильно укрепился, но если посмотреть на курс относительно стран всех торговых партнеров, да еще скорректировать на инфляцию, то валюта не сильно переоценена. И с такой точки зрения 20–30%-й девальвации не требовалось. Нужно еще учитывать социально-политические моменты. Прошлая девальвация оказалась весьма болезненной для населения.А сейчас как раз предвыборный год, или может быть даже выборный, с учетом инициативы Ассамблеи народа Казахстана по проведению досрочных выборов.Один из вариантов в том, что девальвация может быть отложена. Или проведена более плавно. Казахстан может себе позволить выбирать из разных вариантов. Видимо, в правительстве склоняются к более поступательному. Стратегия на несколько лет вперед – постепенный переход к таргетированию инфляции, что предполагает отказ от жесткого контроля над валютным курсом.
Когда один сосед, Россия, отпустил курс, другой сосед – Китай – повышает его гибкость, растет доллар, снижается евро — в этой ситуации такой открытой экономике, как Казахстан, держать курс – сложный вариант и не самый эффективный. Потому что это не позволяет экономике гибко подстраиваться под изменяющиеся условия. Поэтому наиболее стратегически верным, наверное, будет отказ от жесткого контроля курса и переключение на макроэкономическую стабилизацию.
– Как этот процесс происходил в России?
– Что касается России, то тут, я думаю, ЦБ в свое время достаточно правильно поступал. В кризис 2009 года, когда возникло давление на курс, центробанк проводил управляемую девальвацию. Сдерживал курс и вкладывал достаточно большое количество резервов. За 5 месяцев было потрачено $200 млрд – это где-то третьрезервов на тот момент. И все равнорубль потерял около 50%. При этом были бешеные спекуляции, вытекающие из жесткого курса. Тогда ЦБ понял, что держать курс нецелесообразно, и в 2009 году взял курс на постепенное увеличение гибкости валюты. Был введен коридор, сначала он был 2 рубля, потом постепенно расширен до 9 рублей к 2014 году. Был введен прозрачный механизм интервенций, было видно, сколько центробанк продает. Эти параметры все время корректировались в сторону повышения гибкости. Это как раз позволило Банку России к ноябрю уже практически подойти с плавающим курсом – на момент начала основных событий на валютном рынке. Поэтому ему было сравнительно легко сделать последний шаг в сторону плавающего курса. Если бы к этому моменту Россия подошла с фиксированным курсом, то вот этот момент был бы гораздо болезненнее.
Например, если посмотреть на долларизацию депозитов, взяв население– наиболее нервозную группу, доля валютных депозитовна начало года составляла около 19%. На конец декабря доля увеличилась всего до 26%. Это притом, что рубль обесценился почти в 2 раза.То есть экономика отреагировала очень спокойно. Во многомблагодаря тому, что ЦБ начал переход к гибкому курсу заранее. И постоянно говорил компаниям, банкам и населению, что готовиться нужно к повышенной волатильности.
– Итак, каков прогноз Citi по курсу тенге на конец года?
– Это не что-то, что можно прогнозировать, поскольку прогнозировать решение конкретных людей очень сложно. Но, как я сказала, мы не являемся однозначными сторонниками позиции, что грядет одномоментная девальвация. Здесь мы видим спектр возможностей. Очевидно, что давление идет в сторону ослабления. Но насколько, когда, какой механизм – все будет определяться решениями регулятора, и тут возможны разные варианты.
– То есть вероятность 30%-го ослабления вы не оцениваете как высокую?
– Скорее, мы не видим для этого предпосылок. С учетом тех факторов, которые я назвала. Мне кажется, в текущей ситуации резкая подстройка курса макроэкономически будет не оправданна.
Источник: КУРСИВъ